ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ

ГРЖЕБИН ЗИНОВИЙ ИСАЕВИЧ
(1877 – 1929)

Зиновий Исаевич Гржебин родился в июле 1877 г. в г. Чугуев Харьковской губернии. В 1899 г. он окончил Харьковское художественное училище, получив образование художника-графика, затем учился в Мюнхене, в школе Ш. Холлоши, и в Париже.

В марте 1905 г. он вернулся в Россию с намерением издавать сатирический журнал. Тогда и произошла его первая, деловая, встреча с М. Горьким, с которой ведет начало их сотрудничество. В декабре 1905 – январе 1906 гг. при его участии как редактора были изданы три номера сатирического журнала «Жупел», направленного против самодержавия. Как редактор был арестован и приговорен к году тюрьмы. В это время Гржебин стал широко известен как автор острых карикатур на высших чиновников.

С 1906 г. Гржебин целиком посвятил себя издательской деятельности. Он стал одним из организаторов издательства «Шиповник» (1906 — 1918 гг.), возглавлял издательство «Пантеон» (1907 — 1910 гг.), с 1907 по 1916 гг. издавал «Северный сборник», в 1916 г. участвовал вместе с Горьким в создании издательства «Парус» и газеты «Новая жизнь».

После Февральской революции А. Бенуа включил Гржебина в список деятелей культуры, участие которых было, по его мнению, желательно в проектировавшемся в тот период министерстве изящных искусств.

Судьба этого человека, чья деятельность может быть оценена весьма неоднозначно, оказалась тесно переплетена с историей как Российского зарубежья, так и Советской России, и наполнена событиями подчас детективного характера.

В августе 1918 г. был заключен договор между А.М. Горьким, А. Тихоновым, И. Ладыжниковым и З.И. Гржебиным об организации издательства «Всемирная литература». В соответствии с этим документом, создаваемое издательство ставило перед собой задачу отбора, перевода с иностранных языков, сопровождения справочным аппаратом, примечаниями и рисунками, и издания произведений иностранной художественной литературы второй половины XVII – начала ХХ вв., а также избранных произведений русских писателей того же периода. Участники договора уполномочивали А.М. Горького заключать договоры с Комиссариатом народного просвещения на издание книг «Всемирной литературы» на средства комиссариата. Особый пункт оговаривал, что «все права, обязательства и ответственность за выполнение договоров и обязательств, заключенных А.М. Пешковым, нижеподписавшиеся берут на себя в целом и безраздельно». Сам Гржебин возглавил производственно-издательский отдел «Всемирной литературы», а в 1919 г. – собственное издательство, председателем редакционного совета которого стал Горький (в отечественном литературоведении издательства «Всемирная литература» и «Издательство З.И. Гржебина» фигурировали под обобщающим определением «горьковские издательства»).

Именно так, как созданные и руководимые А.М. Горьким, воспринимались они и большевистским руководством. Подобная точка зрения нашла свое отражение и в современной историографической литературе. Издательство Гржебина упоминается не иначе, как «горьковское» издательство. Однако права собственности в нем были распределены иначе. Договоры, которые издательство Гржебина заключало с советскими организациями, содержали стандартную формулировку, гласившую: «Государственное издательство в лице его Заведующего В.В. Воровского, с одной стороны, и Книгоиздательство З.И. Гржебина в лице владельца З.И. Гржебина и редактора книгоиздательства А.М. Пешкова (Горького), с другой стороны, заключили между собой договор в нижеследующем…».

И хотя именно М. Горький на протяжении всей истории существования и деятельности названных издательств воспринимался в Советской России в качестве их владельца и руководителя, реальным собственником оставался Гржебин, долгое время использовавший имя писателя для достижения своих собственных целей.

История взаимоотношений Горького и Гржебина, использованных последним в грандиозной попытке монополизировать печатание произведений русских и западноевропейских классиков литературы для Советской России, сложна и запутанна.

Горький находился в Советском государстве на особом положении. Суть отношения Советской власти к этому выдающемуся писателю и общественному деятелю выразил А.В. Луначарский в своем письме А.И. Рыкову 18 сентября 1920 г.: «Пусть в этой области, совершенно невинной политически области подкармливания ученых, использования их силы в аполитичной культурной области Горький заработает, до некоторой степени, карт-бланш. Худа от этого никому не будет». Это письмо появилось на свет в результате затянувшегося конфликта между руководством страны и Горьким по вопросу о сотрудничестве и, соответственно, финансировании издательской деятельности Гржебина.

Еще 1 мая 1919 г. в письме В.В. Воровскому Горький писал: «…Из тяжелого опыта «Всемирной литературы» и других начинаний такого рода я убеждаюсь, что в России нет возможности печатать книги: типографская техника расшатана, рабочих рук – мало, топлива – нет. В результате всего этого – нет книг в количестве, потребном для огромной страны…

Где же выход из этого положения? Его, – на мой взгляд, – нашел мой старый приятель, Зиновий Исаевич Гржебин, человек энергичный и в книжном деле опытный. Он предлагает печатать книги за границей… И вот я горячо прошу Вас помочь всем, чем можете, Зиновию Гржебину осуществить это дело. Да, это будет частное предприятие, но где иной выход для снабжения страны духовной пищей?».

В первоначальные планы издательства, согласно представленной 16 июня 1919 г. в Народный комиссариат просвещения записке, входил выпуск двух серий книг, названных авторами проекта «основной» и «народной». В основной серии предполагалось выпустить в свет произведения Лили Браун, Вольтера, Диккенса, Лесажа, Лассаля, Флобера, Франса, Бальзака, Стендаля, Вальтера Скотта и других. Под редакцией и со вступительными статьями Ф.Д. Батюшкова, Ф.К. Сологуба, Р. Григорьева, М.А. Кузьмина и других.

Параллельно, под непосредственным руководством Горького, готовились к изданию книги народной серии, включавшей в себя произведения Г. Уэллса, М. Твена, О. Уайльда, А. Франса и других. Разница между основной и народной сериями заключалась в большей адаптированности последней для малообразованного читателя. Всего в течение трех лет предполагалось издать около 2 000 брошюр и 800 томов художественной литературы. Для осуществления этих планов Горькому было выделено 6 млн. 657 тыс. руб.

Однако с момента появления совместных планов Горького и Гржебина советское руководство в лице чиновников Госиздата недвусмысленно давало понять, что оно не намерено в одинаковой степени финансировать деятельность и того, и другого. 5 июня 1919 г. на первом заседании редакционной коллегии Госиздата в присутствии Луначарского Воровский доложил о содержании полученных им предложений Горького о поддержке частного издательства Гржебина и об их совместных планах переноса книгоиздания для Советской России за границу. По докладу Воровского были приняты два постановления. По первому из них предполагалось ограничить деятельность издательства «Всемирная литература» только западноевропейскими авторами, исключив из его планов произведения русской классики. По издательству Гржебина резолюция была более жесткой: «Отклонить государственное субсидирование частного издательства «З.И. Гржебин». Предложить издательству «З.И. Гржебин» взять на себя печатание книг, подготовленных издательством «Всемирная литература»… на условиях оплаты Государственным издательством всех действительных расходов по печатанию и предоставления З.И. Гржебину 5 % из этой суммы на покрытие накладных расходо.

Естественно, что 5 % комиссионных Гржебина устроить не могли, поэтому он не оставил попыток убедить руководство Наркомпроса утвердить и профинансировать издательский план его собственной фирмы. Привлекая для его разработки Горького, Гржебин рассчитывал, что с его помощью удастся получить средства под разработанный проект. Универсальность издательского плана, подготовленного Гржебиным и Горьким, не знала себе равных в мировой издательской практике: не было буквально ни одной отрасли науки и техники, ни одной области общественной жизни, которой бы не предполагало заняться издательство. Спектр запланированных изданий был широчайший: от популярных брошюр до учебников, от учебников до капитальных монографий. Издательство брало на себя подготовку и выпуск в свет не только книг, но даже географических карт и наглядных пособий для школ и вузов.

Такие масштабные планы вызвали недоумение Воровского. Он предложил Гржебину приложить свою энергию, прежде всего, к печатанию книг «Всемирной литературы». Однако Гржебин, в очередной раз используя имя Горького для достижения своих целей, фактически устранился от деятельности «Всемирной литературы». Вместо этого он начал заключать договоры с различными государственными учреждениями и получать авансы под несуществующие издания. Таких авансов ему удалось набрать на несколько миллионов рублей.

Между тем возрастало раздражение советского руководства подобной «издательской деятельностью» Гржебина. Раздав обещания и получив авансы, Гржебин не спешил везти в Россию отпечатанные книги. Но для осуществления своих дальнейших планов ему необходимо было показать хотя бы какую-нибудь продукцию, в противном случае издательство Гржебина могло быть окончательно отлучено от огромного рынка сбыта. Чтобы избежать такого развития событий, Гржебин принял решение опубликовать книгу Луначарского «Великий переворот, попытавшись таким образом убить двух зайцев: показать в России свою продукцию и оказать приятную услугу человеку, от которого во многом зависел успех его дальнейшей деятельности.

Вскоре после выхода в свет этой книги на первой странице «Правды» 9 ноября 1919 г. появилась заметка «Странное недоразумение», начинавшаяся словами: «Передо мной лежит каталог издательства З.И. Гржебина – издательства явно авантюристического». Автор заметки особенное внимание обратил на последнюю страницу каталога, где была напечатана программа серии «Летопись революции», извещавшая о предстоящем выходе в свет мемуаров «выдающихся деятелей революции» Л. Мартова, А. Потресова и В. Чернова. Автор спрашивал Луначарского, книга которого открывала серию, «как он попал в эту почтенную теплую компанию» открытых врагов Советской власти, и почему его книга должна была выйти у частного издателя, а не в Государственном издательстве. Здесь же указывалось, что, выпустив эту книгу, Гржебин использовал имя популярнейшего партийного литератора в своих корыстных целях. После этого скандала Горькому пришлось приложить большие усилия, чтобы смягчить его последствия.

Первый значительный успех пришел к издательству Гржебина 23 апреля 1920 г. В этот день состоялось заседание Совета труда и обороны, проходившее под председательством В.И. Ленина. На этом заседании были обсуждены предложения Горького о переносе книгопечатания за границу. Этот вопрос решено было предварительно рассмотреть на заседании комиссии Совнаркома по внешней торговле, состоявшемся 26 апреля. Председателем заседания и основным докладчиком был назначен заведующий Госиздатом Воровский, тем самым вопрос о разрешении двум издательствам («Всемирной литературе» и Гржебина) печатать свои издания за границей был поставлен на уровень государственной политики. В итоге было принято постановление: «Впредь до восстановления полиграфической промышленности и достаточного снабжения ее бумагой признать необходимым печатание за границей наиболее важных для страны изданий…»

Уже на следующий день, 27 апреля, Совнарком под председательством Ленина утвердил это решение комиссии и определил кредит, открываемый Наркомвнешторгом Госиздату для этих целей, в размере 50 тыс. ф.ст.

Окрыленный этим решением, Гржебин выехал в Германию для организации издания книг за границей.

В докладной записке «О печатании книг за границей» в адрес Государственного издательства с описанием условий германского рынка, Гржебин давал такую характеристику существовавшему в этой стране положению дел: «В Германии, еще не оправившейся от последствий войны, на ее торгово-промышленном обороте до сего времени еще лежит отпечаток некоторый неустойчивости. Неустойчива валюта, неустойчивы ставки обложений, взимаемых с книг, вывозимых за границу (в данное время они по отношению к России составляют очень незначительное начисление на стоимость книг, но по отношению к другим странам эти начисления составляют огромный процент…).

До сего времени… никогда не было такого положения, при котором производство книги в Германии не было бы на десятки и даже сотни процентов выгоднее, чем в других странах. Нужно думать, что и в близком будущем все выгоды и преимущества останутся за книгопечатанием в Германии…

Русское книгопечатание в Германии – не новое дело, которое пришлось бы организовывать от самого начала. Оно в довольно значительных размерах существовало и до войны. Русские путеводители, словари и научные книги печатались в Германии и ранее, как немецкими издательствами, так и издателями из России.

Кроме того, нет и одной страны, где так легко можно было бы организовать любое иностранное книгопечатание, как в Германии… Имеется целый ряд больших типографий, организовавших уже у себя большие русские отделения (Улльштейн, Эльснер и др.). Десятки средних и малых типографий, разбросанных по всей Германии (Берлин, Штутгарт, Лейпциг, Франкфурт-на-Майне и даже Висбаден) располагают также большим набором русского шрифта.

Наборщиков, обученных русскому набору, в Германии также вполне достаточно. Русских наборщиков Германия черпает в неограниченном количестве из лавины возвращающихся из России военнопленных, откуда они приезжают уже достаточно знакомыми с русским языком, и охотно переходящих на русский набор, оплачиваемый, как иностранный, в полтора раза дороже».

Между тем скептицизм по поводу его деятельности не исчез: на самых разных уровнях советского государственного аппарата продолжалось ее обсуждение и критика. Так, 10 сентября 1920 г. в Госиздат из Петрограда пришло письмо заведующего Севцентропечатью А.М. Гертика, в котором тот подробно писал об истории издательства Гржебина с весны 1919 г. и заключал: «Гора родила мышь. Из сотен книг, намеченных в программе, и десятков книг, на которые приняты заказы и получены задатки, выпущено в свет свыше чем за полтора года 5, или, в лучшем случае, 9 названий, из них новых только 4, а остальное – перепечатки. Вся издательская деятельность Гржебина характеризуется следующим: скупка почти всех русских писателей, в том числе кое-кого из коммунистических, и, по слухам, за бесценок; разработал большую программу и разрекламировал свою деятельность, получил громадные заказы и громадные авансы и выжидал благоприятного времени, когда он сможет появиться на книжном рынке полным монополистом, а пока, чтобы была видимость деятельности, выпускает время от времени никому не нужные брошюрки».

Но имя Горького продолжало оберегать издательство Гржебина. Луначарский в письме Рыкову писал, что нужно дать Горькому возможность проявить себя в культурно-издательской работе, воодушевлявшей тогда Горького, не уничтожать издательство Гржебина, а поставить его под строгий контроль опять-таки ради Горького.

Однако подобный контроль, воспринимавшийся Горьким как проявление недоверия к нему со стороны Советской власти, повлек за собой драматичное решение писателя уйти из всех учреждений, им созданных, фактически устранившись от той просветительской и издательской деятельности, которую он вел в России. Это решение относилось к издательству «Всемирная литература», Комиссии по улучшению быта ученых, Экспертной комиссии и издательству Гржебина. Форма, в которую оно было облечено, носила ультимативный характер. В своих письмах к Ленину 15 и 16 сентября 1920 г. Горький писал, что он «слишком стар для того, чтоб позволять издеваться над собой». И далее: «В сущности меня водили за нос даже не три недели, а несколько месяцев, в продолжение коих мною все-таки была сделана огромная работа: привлечено к делу популяризации научных знаний около 300 человек лучших ученых России, заказаны, написаны и сданы в печать за границей десятки книг и т.д.

Теперь вся моя работа идет прахом. Пусть так. Но я имею перед родиной и революцией некоторые заслуги, и достаточно стар для того, чтоб позволить и дальше изде­ваться надо мною, относясь к моей работе так небрежно и глупо. Ни работать, ни разговаривать с Заксом и подобными ему я не стану. И вообще я отказываюсь работать как в учрежде­ниях, созданных моим трудом — во «Всемирной литературе», Издательстве Гржебина, в «Экспертной комиссии», в «Комис­сии по улучшению быта ученых», так и во всех других учреждениях, где работал до сего дня.

Иначе поступить я не могу. Я устал от бестолковщины».

Однако специальная комиссия ЦК РКП(б) под председательством Рыкова предприняла шаги для преодоления назревшего кризиса. Было принято решение о выделении субсидий для печатания книг за границей при посредничестве Гржебина. Горький, получив поддержку своих начинаний, не пошел на разрыв отношений.

В процитированном выше письме Горьким впервые упоминается имя заведующего административно-техническим аппаратом Госиздата С.М. Закса-Гладнева, в течение целого ряда лет остававшегося непримиримым оппонентом писателя во всех его заграничных издательских проектах.

Получив в сентябре 1920 г. прямое указание ЦК «не осложнять и не затруднять работу тов. Горь­кого в Петрограде и за границей по книгоиздательству» и настоятельные рекомендации по «внимательному и бережному отношению к этому делу», Закс повел борьбу с этим решением. На сле­дующий день, 23 сентября, он обратился к Ленину, явно желая скомпрометировать в его глазах Горького как идеологического противни­ка. Безапелляционная резкость письма Закса отчасти объясняет горьковскую остроту в неприятии этого человека. «Я очень сожалею,— писал Закс Ленину,— что в этом вопросе (о Гржебине — Горьком) мне прихо­дится идти и против Вас. <…> При всей любви к Вам я никогда не почитал за партийный долг ладить с людьми, почему-либо сумевшими снискать В[аше] доверие <…> Назову одиозные случаи Мирона Черномазова и Романа Малиновского, коих доверия я не заслужил и не добивал­ся, ибо сам им не доверял. Оба провокатора пользовались известностью в партии: Р.В. Малиновский был избран рабочими депутатом IV Государ­ственной думы, М.Е. Черномазов был секретарем газеты «Правда». По моему внутреннему убеждению, М. Горький в теперешней револю­ции играет роль не на много более почетную, нежели та, которую играли те оба лица в борьбе с царизмом. Как и они, он не верит в пролетарскую революцию, и огромное его преимущество в том, что он свое будущее ренегатство на случай — если мы будем когда-нибудь разбиты — подготовляет открыто, на наших глазах, и на наши никчемные госзнаки…

Так же мало, как Мирон и Роман, Максим Горький верит в револю­цию, так же мало, как они, он верит в силы рабочего интернационала и в мировую революцию. То, что для Вас, для нас, для сотен тысяч и миллионов, иже с нами, является стимулом к борьбе, оставляет Горького холодным.

<…> Я категорически отказываюсь последовать Вашему совету испол­нять предписание т. Рыкова <…> из глубокого убеждения, что моими руками РСФСР совершила бы роковую ошибку, что похоронена была бы вся та неимоверная огромная работа, которую я без устали и сроку делал последние 2 1/2 месяца.

Я очень рад, что хоть и не в столь резкой форме, но по существу, [мою точку зрения] разделяет также и редакц[ионная] колле­гия Госуд[арственного]. Изд[ательст]ва, что на ней, оказывается, давно стоит редакцион[ная] коллегия «Правды».

Если я ошибаюсь, то ошибаюсь в милой компании тт. Бухарина, Мещерякова и др.

Я всегда очень любил Вас <…> Вы по-прежнему высоко стоите над всеми, как воплощенная партийная совесть! При моей оценке Гржебина — Горького мне особенно досадно и больно, что Вы доверяете челове­ку, в котором я вижу воплощение Вашей противоположности».

В октябре — в результате конфликта с Горьким — Закс был смещен с поста заведующего Госиздатом, однако вскоре назначен представителем Госиздата за границей. Горький протестовал против этого, вновь защищая издательское дело за границей в письме Ленину от 2 ноября 1920 г.

Чем объяснялось подобное противостояние Горького и руководства Госиздата в начале 20-х гг.? Исследования последних лет, часто затрагивая этот вопрос, не дают исчерпывающего ответа на него, полагая, что все сводилось к идеологическим разногласиям.

Между тем борьба с издательством Гржебина — Горького, осуществлявшаяся в самой активной форме, могла объясняться и иными причинами, нежели стремлением большевиков к идеологической монополии. Условия, в которых она протекала, позволяют предположить, что не всегда чиновники, причастные в советском руководстве к вопросам издательской деятельности, руководствовались исключительно интересами порученного дела. Вполне вероятно, что эта борьба родилась в результате столкновения коммерческих интересов различных групп в руководстве Госиздата. Во главе одной из них, сам не ведая того, оказался М. Горький. Другую «возглавил» Закс-Гладнев.

В своем письме от 4 марта 1921 г. Е.Г. Лундбергу, заведующему Научно-техническим отделом ВСНХ, созданному в Берлине в январе 1921 г., Закс писал: «…Сейчас весь вопрос только в том, чтобы не только на калькуляциях, но и на практике показать, что Гржебин к черту нам нужен. Надо ускорить дело печатанием книжек, причем центр тяжести из соображений, которые обычно мне противны, приходится перенести не на самые важные и нужные вещи, а на те, которое могут быть готовы особенно скоро, и могут сыграть нам полезную службу в смысле наглядного обучения советских простаков экономической действительности». Подобная лексика автора письма дает основание предполагать существование некой личной заинтересованности в исходе начавшейся борьбы.

Еще более усиливает это подозрение ответное письмо Е.Г. Лундберга Заксу: «…Самуил Маркович, в области издательской у меня нет никаких самолюбий и честолюбий, но я Вас прошу в общих наших интересах доводить до сведения центра обо всех удачах, ибо дешевизна, как Вы сами указываете…, есть наиболее сильное оружие против Гржебина».

Что же представляли собой эти «общие интересы»? Можно предположить, что некоторые чиновники в руководстве Госиздата, в условиях недостаточно жесткого контроля со стороны государства за финансовой дисциплиной, предпринимали попытки осуществлять самостоятельную коммерческую деятельность за границей, оставаясь одновременно на советской государственной службе. На такое предположение наталкивает дальнейшая переписка Закса-Гладнева с Берлином. Так, сохранился заказ Закса книжному складу «Москва», владельцем которого, по странному стечению обстоятельств, был человек с точно такой же фамилией - Закс. В одном из писем к Лундбергу в Берлин Закс-Гладнев, называя владельца книжного склада «своим однофамильцем», «убедительно» просил «в самом срочном порядке немедленно выслать почтой все то, что я просил в количестве тройном, против указанного» с целью сформировать заказ для размещения за границей. И далее следовал перечень практически всего ассортимента берлинской фирмы. Однако буквально в то же самое время, в письме к Ленину от 7 марта 1921 г., Закс в очередной раз подверг резкой критике идею Горького о зарубежном книгопечатании.

Суть дела состояла в следующем. В феврале 1921 г. Горький направил Ленину составленные им краткие «Тезисы доклада о печатании за границей изданий “Всемирной литературы”». В этом документе он предлагал, из-за отсутствия в России бумаги и технических возможностей, полностью перенести печатание книг за рубеж. По предварительной калькуляции, переданной Горькому его компаньоном Гржебиным, следовало, что при продаже изданных книг за границей этот проект не только окупится, но и позволит бесплатно присылать в Советскую Россию от 10 до 15 тыс. экземпляров каждой вышедшей в свет книги. Для осуществления этого плана, Горький просил ассигновать «Всемирной литературе» 1 млн. немецких марок и командировать в Берлин представителя издательства.

 Необходимо отметить, что на сравнительно коротком отрезке времени, примерно с середины 1921 по середину 1922 гг., ситуация на русском книжном рынке европейских государств, действительно, складывалась таким образом, что подобный перенос книгоиздательской деятельности из РСФСР за границу был не только экономически оправдан, но и потенциально мог приносить прибыль. Тенденция увеличения спроса на русскую литературу в эмигрантской среде была вовремя понята Гржебиным и Горьким, предложившими советскому руководству этот проект. Кто именно из партнеров являлся автором идеи, установить на сегодняшний день не представляется возможным, однако в документальную форму она была облечена Горьким. Доклад «О печатании за границей “Всемирной литературы”», подписанный Горьким, содержал анализ европейского рынка русской литературы и основывался на сведениях, предоставленных издательством Ладыжникова в Берлине и издательством Боньера в Стокгольме. Следует, однако, сразу же оговориться: сам Горький переговоров с издательскими компаниями не вел. Все ссылки, которые имелись в докладе на заграничные издательские фирмы, были предоставлены Горькому не кем иным, как Гржебиным, и трактовали ситуацию с его точки зрения и в том смысле, который был ему наиболее выгоден. В представленном плане Горький и Гржебин основывались на следующих соображениях: «По данным издательства Боньера и издательства Ладыжникова русские книги продаются в Европе, не считая Америки, в количестве от 5 до 10 тыс. экземпляров. Возьмем минимальную цифру: 5 тыс. экземпляров.

Себестоимость книги размера Всемирной литературы (20 печатных листов) при тираже в 10 тыс. экземпляров равняется для Германии (по точным данным, имеющимся у З.И. Гржебина) 5 германским маркам. Продажная цена книг в настоящее время – 20 марок. За вычетом 5 % на скидку книгопродавцам и организационные расходы – чистая прибыль равняется 5 германским маркам.

Иными словами: каждая проданная за границей книга дает возможность высылать в Россию бесплатно один экземпляр.

Для организации дела потребуется оборотный фонд в 1 млн. германских марок для выпуска первых 20 тыс. книг.

При умелой организации рынка и включения в него Америки и Чехословакии имеется возможность значительно увеличить заграничный тираж книг. При этом условии Советская Россия может иметь бесплатно от 10 до 15 тыс. экземпляров каждой книги, изданной за границей…».

Между тем накапливалось все больше сведений о недобросовестном исполнении Гржебиным взятых на себя обязательств. По запросу Госиздата в ВЧК было подготовлено досье на Гржебина. В числе прочего, досье содержало следующие серьезные обвинения: «До 1917 г. фальшивые векселя… Об этом знают все писатели и сотрудники бывшего издательства «Шиповник».

В 1917 г. аферы с бумагой. Получалась бумага для социалистической прессы, продавалась по вольным ценам (сведения может дать т. Ягода, управ[ляющий] дел[ами] ВЧК).

1918 – 1920 гг. Недобросовестный контрагент в России: получил от целого ряда учреждений (Московского Совета, Центропечати, Военного учреждения, Госиздата) больше 23 млн. рублей как аванс за книги, которые он должен был издать, но до сих пор никому ни одной книги не сдал.

Недобросовестный контрагент за границей. 15 ноября 1920 г. он заключил в Берлине договор со шведской фирмой на 5 млн. книг на сумму 5 млн. крон. Цены шведской фирмы… не менее, чем в 4 раза дороже тех цен, которые тот же Гржебин имел в это самое время в Германии.

Гржебин делал попытку вступать в стачку с немецкими издателями, повышая цены».

В то же самое время из различных советских учреждений в Москву стекалась информация о невыполнении издательством Гржебина своих обязательств, и о миллионных авансах, полученных его фирмой. Так, в письме не установленного автора (чиновника «Севцентропечати») от 8 сентября 1920 г. содержалась информация о том, что Гржебин брал заказы под намеченные им к выпуску книги, причем в заказах фигурировали десятки названий и обычно заказы сопровождались авансами. В Севцентропечати, якобы, имелись копии трех подобных заказов, по которым издательство получило значительные авансовые платежи. В письме отмечалось, что за полтора года сотрудничества Гржебиным были изданы по заказу этой организации произведения 5-ти авторов: Суханова – 26 000 экземпляров, Луначарского – 7 000, Горького о Толстом – 15 000, Горький и дети – 20 000, и Строева о Горьком – 20 000, причем крупными из них были только первые два, остальные - брошюрки и листовки.

16 декабря 1920 г. состоялось заседание редколлегии Госиздата, на котором были заслушаны полученные от полиграфического отдела ВСНХ документы, отрицательно характеризовавшие деятельность Гржебина за границей. В них указывались конкретные факты спекулятивных сделок Гржебина с немецкими фирмами, когда Гржебин и его представители, действовавшие от имени Государственного издательства, требовали с издательств и владельцев типографий за предоставление им заказов определенный процент в свою пользу. Выписка из протокола заседания коллегии Полиграфического отдела представителей Государственного издательства гласила: «…Наблюдаются недопустимые факты, как то: книгозаказчик Гржебин, от имени Государственного издательства, дает крупнейшие заказы, причем берет с типографии за каждое издание определенный процент, не только для себя, но и для целого ряда замешанных лиц, причем на номинальную цену нарастает часто до 80 %. Считая недопустимыми подобные явления, докладчики предлагают обратить самое серьезное внимание на указанное явление». Коллегией было принято решение предоставить все материалы о деятельности Гржебина за границей в ВЧК, а копии – в ЦК РКП(б), Наркомвнешторг и лично В.И. Ленину.

Между тем, в то же самое время, когда на коллегии Госиздата анализировались вполне убедительные документы о недобросовестности Гржебина, а последний продолжал собирать многомиллионные авансы с советских предприятий под призрачные заказы, Горький не переставал убеждать Ленина в том, что «никаких авансов Гржебин не требует», а все разбирательства носят исключительно характер травли «хорошего человека».

В последовавшие за этим месяцы конфликт вокруг издательства Гржебина продолжал разрастаться. Советские органы государственной власти, так или иначе причастные к издательской деятельности или ее финансированию, принимали, зачастую, прямо противоположные решения о продолжении сотрудничества с Гржебиным. Так, редколлегия Госиздата в феврале 1921 г. постановила «приступить к немедленной ликвидации при посредстве Рабкрина отношений с З.И. Гржебиным». Буквально на следующий день коллегия Наркомпроса под председательством Луначарского высказала мнение о рациональности передачи издательству Гржебина заказов на печатание за границей учебной литературы. Одновременно в Москву продолжали поступать письма из Германии, содержавшие все новые и новые факты о деятельности Гржебина.

В феврале 1921 г. представитель Научно-технического отдела в Берлине Н.М. Федоровский предупреждал Луначарского, что в отчете Гржебина значились книги, существовавшие лишь в качестве пробных экземпляров, сделанные на дорогой бумаге и по заниженным сметам для того, «чтобы вернее получить казенные заказы». Спустя несколько дней в Москву пришло еще одно письмо из Германии от С.М. Закса-Гладнева, в котором он писал: «…Если до сих пор я соглашался с доброжелателями и покровителями Гржебина в том, что он человек полезный, ибо он чрезвычайно энергичен, то теперь окончательно убеждаюсь в обратном – энергия вся его уходит на аферы». Почти одновременно Луначарский получил второе письмо от Федоровского, который обращал внимание наркома на «рекламирование Комиссариатом просвещения некоего Гржебина. Пользуясь деньгами от вас и сотрудничеством посланных вами же профессоров, этот господин по всей Европе разрекламировал себя: «Издательство Гржебина. Стокгольм – Берлин – Петербург». Это значится на всех книжках и даже глобусах, который сей предприниматель посылает к вам. Получилась совершенно дикая вещь. Германский книжный и типографский мир не знает РСФСР, не знает Комиссариата просвещения, но хорошо теперь знает Гржебина, живущего в спекулянтской гостинице «Адлан», где останавливаются мировые «шибера». Между тем непосредственное издательство РСФСР здесь сэкономит массу денег и поднимет наше значение в Германии. Мне удалось сорганизовать такое издательство, и я прошу вас ликвидировать Гржебина и обращаться к советскому учреждению “Бюро иностранной науки и техники”».

Взаимоотношения с издательством Гржебина просил разъяснить и представитель Внешторга в Берлине В.П. Копп, ссылаясь при этом на имя Горького, в телеграмме от 14 марта 1921 г.: «Прошу срочно сообщить окончательные постановления надлежащих учреждений по вопросу о роли Гржебина в издательском деле и в организации книжной выставки. Сведения, имеющиеся у Федоровского — о разрыве с Гржебиным, — находятся в полном противоречии с сообщениями, которые мне были сделаны Горьким. От германских фирм поступают запросы».

Наконец, 2 марта 1921 г. состоялось заседание комиссии Госиздата по ликвидации дел с Гржебиным. Последний признал все обвинения, выдвинутые против него. По итогам заседания комиссии Госиздата, комиссии ЦК РКП(б) постановила потребовать с Гржебина возврата 500 тыс. германских марок, полученных им от различных советских учреждений. Эта сумма была лишь малой частью средств, полученных Гржебиным в разное время. Так, справка заместителя заведующего Госиздатом, представленная им в Наркомвнешторг, гласила: «Настоящим Госиздат сообщает, что З.И. Гржебиным было получено около 24 млн. руб. (из них 1 млн. думских) для выполнения работ Госиздата и других учреждений.

В данный момент, ввиду болезни бухгалтера и отпуска некоторых сотрудников, Госиздатом первая сумма не может быть установлена точно, но, во всяком случае, оно гарантирует, что разница не превышает нескольких сотен рублей. Ни Госиздат, ни другое какое-либо учреждение не получило от Гржебина ни одной книги в счет этих денег.

Кроме того, помимо Госиздата, Наркомвнешторг выдал Гржебину 500 тыс. марок для печатания книг в Германии».

Чтобы немного успокоить германское представительство, 24 марта 1921 г. в Берлин была отправлена телеграмма Луначарского следующего содержания: «Постановлением Госиздата договор с Гржебиным аннулирован. Комиссия ЦК признала договор недействительным, поручив детально рассмотреть вопрос особой комиссии. Эта последняя единогласно признала договор нарушенным по вине Гржебина. Условия Гржебина для издательской работы не приемлемы. Сведения Федоровского по делу Гржебина правильны. Все издательское дело за границей поручено представителю Госиздата, каковым для Германии является Федоровский».

Однако Гржебину удалось и на этот раз добиться компромиссного соглашения. Редколлегия Госиздата приняла решение оплатить его издательству отпечатанные за границей книги по заказам различных учреждений. Это решение совпало и с мнением Ленина, высказанным им в письме Ю.Х. Лутовинову 30 мая 1921 г.: «О Гржебине были разногласия у нас в ЦК. Одни говорили: вовсе убрать, ибо надувать может как издатель. Другие говорили: как издатель издаст дешевле. Пусть лучше надует на 10 000, но издаст дешевле и лучше. Выбрали комиссию поровну из обоих оттенков. Я не вошел в нее ввиду моего «пристрастия» (по мнению кое-кого) к Горькому, защитнику Гржебина. Комиссия решила единогласно. Не помню точно, как решила: кажись – покупать у Гржебина, если будет дешевле. Следовательно, Ваше заключение: «руководились не государственными соображениями», а успокоением Горького, – прямая неправда».

Между тем Гржебин продолжал настойчиво убеждать Госиздат в выгодности своих предложений. В своем анализе германского внешнеторгового законодательства, подготовленного им для Госиздата в 1921 г., он так характеризовал внешнеторговую политику Германии: «Борясь за свою валюту, стоящую ныне очень низко, Германия установила на бумагу и книги, вывозимые за границу, особые повышенные цены, причем цены эти устанавливаются для каждой страны особые – в зависимости от коэффициента разницы валютного курса. (Цены внутреннего рынка повышались в 3 - 4 раза).

Но совершенно исключительные выгоды приобретает Россия в том случае, если она вывозит из Германии бумагу не в виде бумаги, а в виде готовых печатных произведений. В этом случае бумага обходится по цене внутреннего рынка, в то время, когда цена бумаги для России все же повышена почти на 100 %, на книги, вывозимые в Россию, цена повышена всего на 1 %; бумага же на эти книги идет по ценам внутреннего рынка».

Издательская деятельность Гржебина часто подвергалась нападкам и в эмигрантской прессе. Так, «Последние новости» опубликовали письмо Д.С. Мережковского, в котором по отношению к издателю было употреблено выражение «литературный паразит». Гржебину инкриминировалось то, что он покупает у русских писателей в России, пользуясь их нуждой, созданные ими произведения практически за бесценок. Излагалось это обвинение довольно красноречиво: «Цену дает не очень большую. Ремизову за его произведения внес мешок мерзлого картофеля. Гиппиус получила, тоже оптом, 20 тыс. рублей. Мережковский за избранные сочинения – такую сумму, которая в переводе составила 50 франков. Покупку совершает со знанием буржуазных предрассудков. Договоры старается писать на гербовой бумаге и закупает, так сказать, впрок: или навсегда, или, как было с Куприным, не меньше, как на 100 тыс. экземпляров.

3.Н. Гиппиус также обвиняла Гржебина в том, что он скупал у бедствующих русских писателей права на изда­ние их сочинений по чрезвычайно низким ценам. Гиппиус, в частично опубликованном в 1921 г. петербургском дневнике, также в резкой форме касалась этой темы, неприязненно освещая отношения Гржебина с Горьким: «С первого момента революции он, как клещ, впился в Горького. Не отставал от него ни на шаг, кто-то видел его на запятках автомобиля вел. княгини Ксении Александровны, когда в нем, в мартовские дни, разъезжал Горький <…> Теперь он правая рука — главный фактор Горького. Вхож к нему во всякое время, достает ему по случаю разные «предметы искусства» — ведь Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных «буржуев», умирающих с голоду. <…> К писателям Гржебин относится теперь по-меценатски. У не­го есть как бы свое (полулегальное, под крылом Горького) издательство. Он скупает всех писателей с именами,— скупает «впрок»,— ведь теперь нельзя издавать. На случай переворота — вся русская литература в его руках, по договорам, на многие лета,— и как выгодно приобретенная! Буквально, буквально за несколько кусков хлеба!

Ни один издатель при мне и со мной так бесстыдно не торговался, как Гржебин. <…> Стыдно сказать, за сколько он покупал меня и Мережковского. Стыд­но не нам, конечно. Люди с петлей на шее уже таких вещей не стыдятся».

Подобные обвинения вызвали весьма бурную реакцию. «Воля России» 17 октября 1920 г. опубликовала статью критика А.Ф. Даманского, дававшего диаметрально противоположную оценку деятельности З. Гржебина: «Спасительную роль в существовании русских писателей за последних два страшных года играли два издательства: «Всемирная литература» и издательство Гржебина…». И далее: «В программу издательства Гржебина входило издание всех современных писателей, серий биографий и научно-популярных книг. З. Гржебин приобрел право издания Мережковского, Куприна, М. Кузьмина, А. Амфитеатрова, Е. Замятина, В. Розанова и многих других…».

Не обошел молчанием обвинения в свой адрес и сам Гржебин. В ответном письме Мережковскому, посланном им в «Последние новости», Гржебин излагал очень важную для понимания процессов, происходивших в издательском деле того периода, историю своих взаимоотношений с авторами, которых Мережковский упоминал в качестве «обманутых» Гржебиным. Вопросы, поднятые издателем в письме, затрагивали проблему авторского права русских авторов и издателей на литературные произведения в послевоенной Европе вообще, и в Советской России – в частности. Гржебин писал: «…Уголовщину следует усмотреть совсем с другой стороны. Немедленно по продаже мне своих произведений и по сие время Мережковский снова продает те же сочинения другим издательствам. Пытался он продать и Государственному издательству, которое переслало мне его весьма пикантное письмо. Гиппиус продала мне свои стихи в 1918 г., деньги получила, а материал не сдала. Куприн продал мне сочинения, уже ранее проданные другому издательству. Что касается Ремизова, то надеюсь, что он, когда узнает о помещенной Вами заметке, сумеет лучше меня опровергнуть клевету…».

Судя по ответному письму Мережковского, опубликованному в «Русской книге» в июне 1921 г., обвинения, выдвинутые Гржебиным, не были беспочвенными. Мережковский фактически подтвердил несоблюдение им условий договора с издателем и повторную продажу своих произведений. «Не касаясь вопроса, в какой мере применимы юридические понятия купли и продажи к сделкам, которыми советская власть и разные спекулянты вымогали у русских писателей, находившихся в условиях нечеловеческих, право на издание их сочинений (при совершенной, к тому же, неясности, все или не все издательские права национализированы в Совдепии), – писал Мережковский, – я заявляю: обвинения г. Гржебина – ложь и клевета, за которые я привлеку его не только к суду общественного мнения, но и к судебной ответственности, едва только явится возможность представить документы и свидетелей, которые сейчас находятся в России и на которых я, по причинам слишком понятным, не могу сослаться».

Опыт изучения юридических документов российской эмиграции подсказывает, что, когда один из противников ссылался на некие документы и свидетелей, которых он не мог назвать по причинам «слишком понятным», это означало, что позиции его в споре весьма уязвимы и реальными доказательствами своей правоты он не обладал.

В ответ на многочисленные нападки Гржебин так определял свою жизненную позицию: «О моем издательстве много чепухи писали. Но судить нужно по моим делам… Я готов печатать от Ленина до Шульгина и еще правее, если это будет талантливо и правдиво (вернее, искренно)… Я совершенно независим и печатаю то, что нахожу нужным. Я не могу оторваться от России, хочу, чтобы мои книги попадали в Россию…».

3 октября 1921 г. Политбюро разрешило Гржебину с семьей выехать за границу. Этот отъезд стал эмиграцией. Поселившись в Берлине, он продолжил издательскую деятельность.

Однако запрещение ввозить в Советскую Россию книги, изданные за границей, и расторжение берлинским торгпредством договора привело Гржебина к разорению.

11 января 1922 г. правление Госиздата приняло постановление, по которому «Всемирная литература» становилась независимым от государства частным издательством, «работающим на общегражданских основаниях». В этих условиях дальнейшее сотрудничество с издательством Гржебина стало для советского руководства окончательно ненужным, а отношения с ним разорваны. Просуществовавшее еще несколько лет издательство «Всемирная литература» прекратило свою деятельность в 1924 г. вместе с большинством русских издательств в Германии.

Трудно переоценить то значение, которое имела деятельность «горьковских» издательств для развития русского издательского дела в Германии. Значительные средства, под нажимом Горького выделявшиеся советским правительством для книгопечатания в Германии, и, главное, тот ажиотаж, который удалось создать Гржебину вокруг советских заказов в Германии, неизбежно влекли за собой как увеличение предложения русских книг, так и рост количества издательств, ориентированных на книгопечатание для РСФСР. Именно успех издательства Гржебина на советском книжном рынке заставил многие русские издательские фирмы в Германии искать контакты с представителями Госиздата и других государственных учреждений в надежде, хотя бы отчасти, этот успех разделить.

И.В. Гессен в своих воспоминаниях также не обошел вниманием издательскую деятельность Гржебина: «Самым крупным… было издательство Гржебина, друга и протеже Горького, через которого он ловко устраивал свои дела. Гржебин заключил договор с советской властью, обязавшейся приобретать несколько тысяч экземпляров каждой выпущенной им книги, и на этом широком фундаменте развил бешеную деятельность. Благополучие, однако, длилось недолго, – между партнерами возникли недоразумения (Гржебин жаловался на интриги против него), договор был нарушен и Гржебин оказался в положении худшем, чем старуха в «Сказке о рыбаке и рыбке». Колоссальный склад, в том числе и весьма ценных и отлично изданных им книг, рассчитанный на твердый сбыт в России, превратился в макулатуру, издательство, промелькнувшее блестящей кометой, шумно исчезло, а сам Гржебин преждевременно скончался в Париже».

Некоторая ирония, которая сквозит в приведенном отрывке воспоминаний Гессена, скорее всего, явилась отражением существовавшей в среде русских издателей в Германии плохо прикрытой зависти к коммерческим успехам Гржебина, часто выплескивавшейся на страницы периодической печати. Сам Гессен откровенно признавался, что издательство Гржебина «перещеголяло» его, Гессена, издательство «Слово».

Между тем основные этапы коммерческой деятельности Гржебина Гессеном были освещены достаточно верно. После того, как советское руководство прекратило сотрудничество с издательством Гржебина, поставив его тем самым в критическое положение, обороты фирмы резко упали, резко возросло количество долгов. Общий спад, наметившийся в русском книгоиздательском деле в Германии после дефляции, сказался и на платежеспособности русских фирм. Введение германским правительством так называемой «золотой марки» не увеличило доверия предпринимателей к немецкой валюте. Наученные горьким опытом обесценения своих капиталов, русские издатели продолжали заключать контракты на поставку своей продукции в книготорговые фирмы, используя долларовый эквивалент. Подобная схема финансовых расчетов была сопряжена с целым рядом потенциальных опасностей. Во-первых, германское правительство, озабоченное поддержанием курса национальной валюты, законодательно ограничило хождение иностранных валют на внутреннем рынке, сделав исключение только для внешнеэкономических контрактов. Иными словами, оплачивать некий товар на территории Германии, например, в американских долларах, можно было только в том случае, если данный товар подлежал дальнейшей перепродаже за рубеж. В противном случае, участников сделки ожидали санкции. Поэтому предприниматели, и русские издатели в том числе, прибегали к джентльменскому соглашению, указывая в договорах стоимость продаваемого товара в германских марках, а на словах договариваясь о том, что оплата будет произведена в иностранной валюте. К такой схеме прибегал и Гржебин, осуществляя поставки отпечатанных книг в оптовые книготорговые фирмы.

Но здесь издателей подстерегала другая опасность – отказ партнера от взятых на себя обязательств. Именно это и произошло с издательством Гржебина в 1923 г., еще более усугубив финансовое положение фирмы после неудач в Советской России.

История взаимоотношений издательства Гржебина и акционерного общества «Российская книготорговля Генриха Закса» – фирмы, также созданной российским эмигрантом, представляет собой типичную иллюстрацию регресса, охватившего русский книжный рынок в Германии. Еще осенью 1923 г. отношения двух российских предпринимателей складывались вполне благополучно. Генрих Закс заключил очередной контракт с издательством Гржебина на поставку большой партии книг на общую сумму, превышавшую 2 тыс. американских долларов. Важны условия, на которых происходило заключение договора. За основу брался каталог издательства Гржебина, выпущенный им в 1923 г. и содержавший около 140 названий вышедших в свет книг. С указанных в каталоге номинальных цен Генрих Закс получал скидку 45 %; в том случае, если общая сумма его покупок превышала рубеж в 5 тыс. долларов, книготорговец мог рассчитывать на дополнительную скидку в 5 %. Такое соотношение оптовых и розничных цен дает представление о степени рентабельности русского книгоиздательского бизнеса в эпоху его расцвета. Розничная цена каталога могла быть подвергнута двукратному сокращению, но даже в этом случае издатель рассчитывал на прибыль.

При составлении договора, «Русская книготорговля» в лице своего владельца Закса обратилась к издательству Гржебина с просьбой не включать в текст слова «так как продаваемые книги предназначены для экспорта, то фирма Закса обязуется платить валютой», поскольку подобная формулировка могла повлечь за собой санкции германских властей за нарушение валютного законодательства страны. Но на словах Закс «заверил своим словом», что в случае каких бы то ни было недоразумений, он не объявит на суде договор недействительным на основании факта его несоответствия распоряжениям германского правительства. Просимая уступка была сделана, и все цены в подписанном контракте оказались указанными в немецких марках.

Экспортные сделки русских издательских и книготорговых фирм находились в поле зрения не только надзирающих государственных органов, но и эмигрантских профессиональных организаций, стремившихся по мере сил защищать интересы своих членов. Так, в январе 1923 г. в журнале «Новая русская книга» было опубликовано заявление правления Союза русских издателей и книгопродавцев в Германии о порядке оплаты счетов за книги, отпущенные за границу. Этим заявлением Союз русских издателей пытался ввести своего рода неписаные правила поведения русских предпринимателей на германском книжном рынке, подверженном разрушающему воздействию инфляции. В числе прочего, в заявлении говорилось: «1. В тех случаях (теоретически, конечно, допустимых, но, как доподлинно известно правлению, за последние полтора – два года абсолютно не имевших места), когда книги отпущены заграничному контрагенту только на комиссию, порядок расчета регулируется в точности содержанием заключаемого сторонами комиссионного договора. 2. В тех случаях, когда речь идет об учинении расчета за книги, отпущенные заграничному контрагенту как покупателю, деньги по твердо установившемуся на практике порядку, должны быть уплачены в течение обычного для урегулирования подобных сделок срока (не превышающего при отсутствии особого соглашения 30 дней со дня обозначенного по тарифу). Такой учиняемый к сроку платеж имеет быть произведен в марках в точном соответствии с суммой, значащейся в фактуре, независимо от курса марки на иностранную валюту. Если, однако, заграничный контрагент производит расчет за высланные ему берлинской фирмой книги позже чем через 30 дней со дня отправки ему книг, то берлинской фирме принадлежит право на возмещение ей всех убытков, причиненных просрочкой платежа, в том числе и убытков, произведенных обесценением марки. Последний из убытков лежит, несомненно, на ответственности неаккуратного контрагента, просрочившего платеж. При учинении такого запоздалого расчета за отпущенные ему книги, заграничный контрагент должен руководствоваться курсом марки, который стоял в тот день, когда платеж должен был быть произведен и, следовательно, уплатить берлинской фирме в валюте своей страны столько долларов, франков, динаров и т.д., сколько ему пришлось бы затратить на покрытие долга по фактуре при учинении своевременного платежа».

Издательство Гржебина оказалось именно в той ситуации, о которой говорилось в этом документе. 15 октября 1923 г. германским правительством была декретирована дефляция, ситуация на финансовом рынке Германии изменилась. Однако инфляционные процессы в экономике продолжались, шло обесценивание уже новой, так называемой «золотой», марки, соответственно увеличивался и разрыв между курсом американского доллара и официальным курсом национальной валюты. Когда же Гржебин потребовал выполнения условий договора, Закс, ссылаясь на то, что «обещание платить в долларах носило только моральный характер», отказался под этим предлогом производить платежи в иностранной валюте, мотивируя свой отказ тем, что исполнение договора «встретило шероховатости».

Несколько позднее, очевидно желая хотя бы отчасти «сохранить лицо», Закс попытался использовать другую причину – открытие в Праге отделения фирмы Гржебина при пражском представительстве издательства Ладыжникова, куда, в надежде спасти свой бизнес, перемещались русские книгоиздательства. Факт отправки Гржебиным в открывшееся отделение большой партии книг якобы нарушал условия его договора с Заксом. Понимая бесперспективность дальнейших переговоров, Гржебин обратился в третейский суд.

Обращение российских предпринимателей в эмиграции к третейским судам являлось распространенной практикой. Третейские суды в ряде европейских государств очень часто заменяли эмигрантам «обычное», государственное судопроизводство. По этим причинам и многие коммерческие контракты между российскими эмигрантами содержали ссылки на посредничество третейского суда при возникновении возможных конфликтов.

Заседание третейского суда по заявлению Гржебина, в котором тот просил удовлетворения своих требований к фирме Закса, состоялось 16 ноября 1923 г. Выслушав противные стороны, суд вынес вердикт: «Из объяснений сторон, обстоятельств дела и собственного опыта, суду известно, что не менее, чем 65 % покупаемых в Берлине от русских издательств книг экспортируется за границу, то суд считает справедливым обязать Генриха Закса уплачивать 65 % всех следуемых по договору платежей в американских долларах, остальные 35 % – в золотых марках». Столь значительный процент, указанный третейским судом в качестве наиболее типичного при экспортных сделках с русскими книгами, представляется на тот момент времени сильно завышенным. К концу 1923 г. русское книгоиздательское дело в Германии уже пережило свой расцвет и вступило в стадию упадка. «Собственный опыт», на который ссылались судьи третейского суда, был накоплен, вероятно, в тот период, когда значительная часть книг на русском языке отправлялась из Германии в Советскую Россию и Константинополь.

Положительное решение третейского суда явилось едва ли не последним успехом издательства Гржебина. Переписка адвоката Гржебина Б.Л. Гершуна содержит частые упоминания о постоянно возраставших долгах издательства, составивших на июнь 1925 г. 118 тыс. германских марок. Резко снизились и объемы продаж. Гершун в своем письме не установленному адресату в начале 1926 г. делился информацией о неудачах издательства Гржебина: «По имеющимся у меня сведениям, продажа книг идет чрезвычайно скверно, а выручка составляет ничтожные суммы. Относительно России, по-видимому, никаких надежд нет». Последняя фраза свидетельствовала о стойких ассоциациях с Советской Россией, которые вызывала издательская деятельность Гржебина. Несколько лет сотрудничества с большевистским руководством, ставшие годами редких для эмигрантского предпринимательства коммерческих успехов, продолжали вселять надежду на возможность восстановления разорванных связей с родиной. Поскольку русское книгоиздательское дело в Германии к середине 20-х гг. уже не имело тех масштабов, что ранее, советский рынок виделся панацеей от окончательного разорения. Однако этот рынок для Гржебина и большинства других издателей-эмигрантов в этот период был уже закрыт, и процесс их разорения все более ускорялся. Уже в феврале 1926 г. Гершун писал в очередном письме: «…Гржебин не отвечает на мои письма… Он, по-видимому, своих обещаний не выполняет». И несколькими днями позднее писал в другом письме: «По-видимому, на моих расчетах с Гржебиным придется поставить крест». В последнем процитированном документе речь шла об адвокатском гонораре, который издательство Гржебина должно было выплатить Гершуну.

В марте 1926 г. встал вопрос об аресте имущества издательства Гржебина в Берлине и об аукционной распродаже книг, остававшихся на его складах. Для осуществления этой операции кредиторы издательства создали общество, всем членам которого причитались паи от реализованного имущества в соответствии с размером претензий каждого из них. На этом историю деятельности издательства Гржебина в Германии можно считать законченной.

Сам З.И. Гржебин еще некоторое время пытался организовать печатание книг в Праге совместно с издательством Ладыжникова, но замысел этот успеха не имел.

После переезда в 1924 г. во Францию, Гржебин сотрудничал с советским торгпредством.

4 февраля 1929 г. он скоропостижно скончался от инфаркта в городе Ванве недалеко от Парижа.

Публикации документов:

  • Неизвестный Горький. Вып. 3. Горький и его эпоха: Материалы и исследования. М., 1981.
  • Горький М. Неизданная переписка. М., 2000.

Дневники и воспоминания:

  • Гессен И.В. Годы изгнания: Жизненный отчет. Париж, 1979.

Исследования:

  • Ипполитов С.С. Российская эмиграция и Европа: несостоявшийся альянс. М., 2004.
  • Ипполитов С.С., Катаева А.Г. «Не могу оторваться от России…»: Русские книгоиздатели в Германии в 1920-х гг. М., 2000.
  • Хлебников Л.М. Из истории горьковских издательств: «Всемирная литература» и «Издательство З.И. Гржебина» // Литературное наследство. Т. 80. В.И. Ленин и А.В. Луначарский: Переписка, доклады, документы. М., 1971.

С.С. Ипполитов

очерки истории/ энциклопедический словарь/ учебно-методическое пособие/ хрестоматия/ альбом/ о проекте