ОЧЕРКИ ИСТОРИИ
НА ЧУЖБИНЕ
МАЛЫЙ БИЗНЕС РОССИЙСКИХ ЭМИГРАНТОВ
ВО ФРАНЦИИ
(20-е гг.)
Социальное, материальное положение российских
эмигрантов, прибывших в Европу в 1920 – 1921 гг., их образовательный
и профессиональный уровень были чрезвычайно дифференцированы.
В этом смысле российские колонии в европейских столицах представляли
собой неоднородную, разделенную материальными и сословными
противоречиями общность людей, объединяло которых лишь единство
происхождения, языка и культуры. Во всем остальном российская
эмиграция стремительно перенимала законы и обычаи того общества,
в котором волею судьбы ей предстояло строить свою новую жизнь.
Наиболее явно социальные противоречия
в среде российской эмиграции начали проявляться в сфере предпринимательской
деятельности, ставшей для многих едва ли не единственной альтернативой
голодной смерти. Европейцы в 1920-х гг. стали свидетелями
небывало быстрого роста множества банков, роскошных ресторанов
и крупных оптовых фирм, принадлежавших выходцам из России,
сумевшим вывезти с родины значительные состояния. Но не меньшую
роль в социальной адаптации эмигрантов, в частности во Франции,
сыграл малый бизнес.
Трагические события в России и прибытие
в Европу тысяч русских эмигрантов, носивших зачастую громкие
фамилии и титулы, породили в западноевропейском обществе огромный
интерес к «русской теме», который проявился в массовом спросе
на «славянские» кустарные изделия и продукцию русских домов
моды, возникших в эмиграции в 20-е гг. Многие эмигранты начали
заниматься модным производством еще на дому или в гостиницах,
где они жили в первое время. Поле деятельности российских
беженцев в этой области было достаточно велико: вручную изготавливались
предметы убранства интерьеров — абажуры, подушки, салфетки,
драпировки. Многочисленными портнихами-надомницами и шляпницами
создавались вручную вышитые сумки, зонты, бижутерия, расписные
вышитые шали, шарфы в технике «батик» и многое другое.
Первоначально кустарная продукция русских
эмигрантов сбывалась через выставки-продажи, организаторами
которых выступали западные благотворительные фонды. Позже
сбытом занялись активные люди из среды эмигрантов. В апреле
1921 г. вел. кн. Марией Павловной была организована в Париже
благотворительная распродажа предметов русского кустарного
производства, созданных эмигрантами. Эта выставка положила
начало новому кустарному ремеслу — созданию тряпичных кукол
в русских «крестьянских» одеждах, представлявших собой стилизацию
русского национального костюма. Самой большой кукольной мастерской
в Париже в 20-е гг. было «заведение госпожи Лазаревой», выпускавшее
не только русские, но и всевозможные иные куклы в национальных
или просто модных костюмах.
Расширение кустарного производства повлекло
за собой создание курсов и школ по обучению ремеслам. В 16-м
квартале Парижа была открыта русская художественная школа
Н.В. Глоба, где преподавались вышивка в русском стиле, рисунок,
живопись и техника шитья.
С ростом числа эмигрантов, занимавшихся
кустарным производством и расширением ассортимента изделий,
возникла сеть сбыта готовой продукции. Кустари объединялись
в артели, поставлявшие товар в магазины, многие из которых
специализировались на предметах, созданных ручным трудом.
Многие эмигранты пристраивали свои изделия в знаменитые парижские
дома моды, другие прибегали к услугам пласьержек - агентов
по распространению товаров. О популярности русских кустарных
изделий в Париже начала 20-х гг. очень подробно и восторженно
писал светский обозреватель журнала «Искусство и мода» Пьер
де Тревьер: «В Париже есть не только русские рестораны. Кроме
шоферов такси и учителей танцев, которые уверяют, что были
царскими адъютантами, у нас есть нечто другое… У нас есть
теперь все эти русские материи и украшения, созданные с редким
искусством, с их притягательным многоцветьем, кустарями, которые
по странному стечению обстоятельств расположились по всей
рю Фобур Сент-Оноре, от площади Бово до рю Руаяль…».
Новым этапом в развитии модельного бизнеса
русских эмигрантов стало создание домов моды, ставших впоследствии
в один ряд с крупнейшими французскими фирмами. Среди них —
дом вышивки «Китмир», основанный в 1921 г. вел. кн. Марией
Павловной, русские дома моды «Поль Каре» княжны Лобановой-Ростовской,
«Имеди», «Пьер Питоев», «Анна Сергеева» и «Тао» княгини М.С.
Трубецкой, «Итеб» баронессы Гойнинген-Гюне, бывшей фрейлины
императрицы Александры Федоровны, «Ирфе» княгини Ирины и князя
Феликса Юсуповых, «Бери» княгини А.Р. Романовской-Стрельницкой,
«Арданс» и «Валентина» В.С. Саниной, дом белья «Хитрово» и
«Адлерберг» графини Л.В. Адлерберг, «Лор Белен» и другие.
Условия, в которых они были созданы,
с одной стороны, благоприятствовали их успешному развитию
из-за стойкого и все возраставшего вплоть до великой депрессии
1929 г. интереса к «русскому» стилю. С другой стороны, жесткая
конкуренция национальных домов моды, незнание русскими эмигрантами
законов французского рынка, отсутствие в большинстве случаев
первоначального капитала для организации конкурентоспособного
бизнеса не позволяли кустарным артелям русских эмигрантов
подняться на качественно новый уровень.
Стремление русской эмиграции к самореализации
на чужбине, обусловленное не желанием славы и богатства, а
поиском хлеба насущного, привело к поразительным результатам.
Русские дома моды, бравшие свое начало с надомной работы нескольких
мастериц, стремившихся заработать на жизнь себе и своей семье,
оказали сильнейшее влияние на западноевропейскую моду, став
весомой частью культуры в целом.
Интерес к «русскому стилю» повлек за
собой возрождение в эмиграции таких исконно русских предметов
одежды, как кокошник и сапоги; появились «казацкий» и «кавказский»
стили покроя костюмов и пальто. Эти тенденции в моде сохранялись
на протяжении целого десятилетия, вплоть до начала 30-х гг.,
и имели важное моральное значение для социальной адаптации
российской эмиграции. Не имея возможности вернуться на родину,
потеряв дом и близких людей, лишившись привычного образа жизни,
русские люди в эмиграции искали новые духовные ориентиры и
новые пути социальной реализации. Поэтому успех русских домов
моды и повышенный интерес к русской культуре оказывал сильное
влияние на настроения эмигрантов, давая им надежду на окончание
тяжелейшего периода в их жизни.
Одновременно был велик и практический
эффект «русской» моды. Значительной число женщин из эмигрантской
среды, причем из наименее социально адаптированной ее части
- представительниц дворянского сословия, получали работу моделей,
швей, портних в создававшихся русских домах моды. Интересна
тенденция, хорошо прослеживаемая в развитии всего русского
предпринимательства в эмиграции, — стремление владельцев предприятий
нанимать на свое производство соотечественников, иногда даже
в ущерб эффективности бизнеса. Подобное явление имело несколько
причин: отсутствие языкового барьера, лучшая управляемость
персонала, возможность использовать привычные методы руководства,
дешевизна рабочей силы и ряд других. Однако существовал еще
один, во многом уникальный, мотив подобной организации производства:
стремление работодателя предоставить своим соотечественникам
возможность заработать себе на жизнь. Именно такими соображениями
руководствовалась, в частности, вел. кн. Мария Павловна при
создании дома вышивки «Китмир», отказавшись от услуг французских
профессиональных вышивальщиц и отдав предпочтение русским
беженкам, которых еще предстояло обучить ремеслу за ее же
счет.
Свой вклад в развитие русского модельного
дела во Франции внесли даже офицеры-галлиполийцы, открывшие
в Париже мастерскую по производству дамской «художественной»
обуви. Продукция этой мастерской в короткий срок завоевала
популярность и выставлялась на международной выставке декоративных
искусств в Гран-Пале в 1925 г.
Выставки изделий русских кустарных производств
устраивались довольно часто и были хорошо известны и популярны
в Париже середины 20-х гг. Одной из многих подобных выставок
была выставка «Китеж», занимавшая отдельный дом на улице Жан-Гужон.
На ней выставлялись и продавались изделия русских эмигрантов,
живших во Франции; позднее в ее стенах начали появляться товары
российских беженцев из других европейских государств.
Мелкотоварное производство, как известно,
существовало в экономической структуре России в нескольких
видах: как остатки патриархального уклада; как ремесленное
производство на заказ; как кустарное производство на рынок;
как зависимое кустарное производство, подчиненное крупному
предприятию; как рассеянная мануфактура; и, наконец, как капиталистическая
фабрика. В условиях эмиграции, как показывают источники, российскому
малому бизнесу практически удалось перенести данную структуру
на западноевропейский рынок. В условиях острой конкуренции
в сфере товарного производства во Франции накануне мирового
экономического кризиса, при резком противодействии внедрению
«чужаков», русские эмигранты сумели отвоевать значительные
рыночные ниши у национальных товаропроизводителей и создать
свои собственные.
Подобным рыночным завоеванием и несомненным
успехом российского предпринимательства в эмиграции явилось
русское издательское дело. Значение русскоязычной печати для
социальной адаптации беженцев имело едва ли не первостепенное
значение среди прочих факторов, влиявших на их вхождение в
новое, зачастую враждебное, общество. Русские газеты, ориентированные
на эмиграцию, становились для нее источником информации не
только о событиях в России и во всем остальном мире, но и
справочным пособием по бытовым, правовым, экономическим вопросам
повседневной жизни. Количество русских периодических изданий
во Франции увеличивалось с каждым годом. В 1920 г. издавалось
10 газет и журналов; в 1922 г. — 29; в 1926 — 34; к 1928 г.
их общее количество достигло 52-х. Русскоязычная печать стала
важнейшим инструментом сохранения русской культуры и национальной
традиции, связующим элементом между десятками тысяч соотечественников
на чужбине, дававшим возможность сохранить чувство принадлежности
к общности, называемой русским народом.
Издательская деятельность российских
фирм в эмиграции быстро приобретала все больший размах, становясь
с одной стороны, высокодоходным бизнесом, а с другой — весомым
фактором сохранения русской культуры за пределами родины.
Начиная с 1920 г. в русских эмигрантских изданиях рекламные
публикации о выходе в свет произведений российских авторов,
переиздании русской классики, открытии и деятельности новых
русских типографий приобрели периодический характер. Так,
например, в мае 1920 г. «Русское книгоиздательство» в Париже
осуществило издание «Двенадцати» А. Блока, монографии Гончарова
и Ларионова «Декоративное искусство в новом театре», романа
П. Мериме «Графиня Диана Марсель Прево», «Героя нашего времени»
М.Ю. Лермонтова, «Тараса Бульбы» и «Ревизора» Н.В. Гоголя,
рассказов Э. Золя и Л.Н. Толстого и других произведений.
Годом расцвета для русскоязычного издательского
дела явился 1923 г. В Париже активно действовали издательства
«Русский экономист», «Русское издательство», «Франко-русская
печать» и ряд других, печатавших книги, относившиеся к самым
разнообразным отраслям знания. Так, например, книжным магазином
и складом “A la joie du bibliophile” предлагались произведения
В.О. Ключевского, В.Г. Белинского, У. Шекспира, Н.А. Добролюбова,
Н.С. Гумилева и другие. «Русское издательство» специализировалось
в основном на образовательной и специальной литературе, издав
«Справочник шофера», пособие «Строительное искусство», «Автомобиль
и трактор», «Практическая электротехника», периодический журнал
«Экономический вестник». «Франко-русская печать» выпустила
в свет в 1923 - 1924 гг. «Курс русской грамматики», «Курс
арифметики», «Правописание и экспериментальная психология»
и ряд других учебных пособий.
Особенно успешной в 1920 - 1925 гг.
являлась частная медицинская практика российских врачей. Большое
количество квалифицированного среднего медицинского персонала
и врачей среди гражданских беженцев (около 4 % от их общего
числа), с одной стороны, и острая потребность российской эмиграции
в русскоязычном медицинском обслуживании, с другой, обусловили
взаимный интерес врачей и пациентов. В мае 1920 г. в Париже
открылась русская клиника на 40 комнат, предоставлявшая помощь
в области акушерства и хирургии, и частная русская «Аптека
Гамбурга». В августе 1920 г. медицинская помощь на некоторый
промежуток времени стала преобладающим видом услуг в том секторе
рынка, который был занят российским предпринимательством.
В одном из номеров парижских «Последних новостей» 8 из 19-ти
рекламных объявлений были посвящены именно частной врачебной
практике.
В определенный момент времени тема «зарабатывания
денег» стала очень популярной и начала активно обсуждаться
русской эмиграцией во Франции. Значительную ее часть составляли
бывшие российские коммерсанты средней руки, заработавшие некоторые
деньги в предвоенные и военные годы в России, но в эмиграции
оказавшиеся «…с горами аспирина, акциями банков-однодневок,
паями самых экзотических компаний, но только не с тем, что
было единственно нужно: валютой, чужой разменной монетой,
средством для спокойной походки на “том берегу”». Очень скоро,
уже к концу 1921 г., эта относительно благополучная часть
беженства проела то немногое, что удалось привезти с собой
из России, и пополнила собой, с одной стороны, люмпенизированные
слои русской эмиграции, а с другой — класс малых и средних
предпринимателей, сумевших реализовать накопленный на родине
опыт и создать небольшие фирмы во Франции. Своего рода символом
этого периода стал образ русского графа, который до рассвета
доил коров на своей ферме под Парижем, разводил свиней и завтракал
за одним столом со своими рабочими.
Представляют интерес данные о структуре
и пропорциональных соотношениях отраслей малого предпринимательства,
осваивавшихся русскими беженцами в начале 20-х гг. Так, например,
в отчете кредитного общества “Credit au Travail”, ориентированном
на выдачу ссуд российским беженцам, содержались следующие
данные: на организацию сельскохозяйственных предприятий (обработку
земли, птицеводство, молочное хозяйство) за два месяца 1921
г. было выдано 8 ссуд на общую сумму 60 тыс. фр.; на механические
мастерские и фабрики — 9 ссуд на сумму 70,5 тыс. фр.; на пансионы
и рестораны — 5 ссуд на 44 тыс. фр.; на торговые предприятия
— 6 ссуд в сумме 64 тыс. фр.; на литературно-художественные
предприятия — 10 ссуд в сумме 23 тыс. фр.; по одной ссуде
получили русские беженцы, планировавшие открыть кинематографическое
дело и заняться частным извозом. Работу получили 225 семей,
из них в сельском хозяйстве — 135.
Приведенная выше статистика дает представление
о нишах французского рынка, где успехи русских эмигрантов
в области частного предпринимательства были наиболее заметны.
Бурное развитие русского издательского дела в начале 20-х
гг., тяготение части русских эмигрантов к техническим видам
деятельности и стремление многих из них к сельскохозяйственному
производству, как наиболее верному и знакомому делу, нашли
свое отражение в структуре выдававшихся ссуд и кредитов.
Существовал еще один весомый фактор,
который обусловил рост интереса российских эмигрантов к сельскохозяйственному
производству. Миграция населения из сельской местности в середине
20-х гг. стала настоящим бедствием для французской экономики.
Даже более напряженный ритм работы в городе не мог остановить
отток работников из фермерских хозяйств. Кроме того, во время
войны погибло около 1,5 млн. французов, 1,8 млн. стали инвалидами.
Две трети из их числа были крестьянами. Играло свою роль и
общее падение рождаемости в сельских семьях, рост культурных
запросов французов. Газеты того периода в большом количестве
публиковали объявления о сдаче в аренду ферм в сельскохозяйственных
областях Франции. Снижались и размеры арендных платежей: за
эксплуатацию участка земли площадью 4 - 6 гектаров с домом,
но без орудий труда, его хозяева в 1926 г. назначали арендную
плату в 1 тыс. фр. в год.
Фермерские хозяйства русских эмигрантов
во Франции часто оказывались рентабельными, не только давая
средства к существованию, но и становясь высокодоходным делом.
Такими были русские цветочные хозяйства, ориентированные на
снабжение огромного французского парфюмерного и цветочного
рынка. Сбыт готовой продукции был практически неограниченным:
многочисленные перекупщики, цветочные аукционы, рынки и магазины
покупали цветы быстро и за наличные деньги. Некий русский
моряк возделал участок скалистой местности для выращивания
роз и жасмина для последующего производства духов. В результате
ценность его участка земли за три года увеличилась в 10 раз.
Однако пример, приведенный выше, являлся
скорее исключением из правил. Типичное фермерское хозяйство
русских беженцев представляло собой участок земли площадью
4 - 6 гектаров, третья часть которого отводилась под луг для
выпаса скота, а остальное предназначалось для пашни и небольшого
огорода. В ноябре обычно высевалась рожь, урожай снимался
в июле. В августе производился посев клевера, весной — картофеля.
Доход такой фермы, включая торговлю молоком, составлял, примерно,
12 тыс. фр. в год. В пересчете на каждого члена семьи, состоявшей
из 3 - 4 человек, получалось, что дневной заработок работника
был равен 6 - 9 фр. По этой причине молодые люди из эмигрантской
среды стремились найти работу в городе, где заработок был
на порядок выше. На земле оставались, как правило, семейные
казаки с богатым опытом сельскохозяйственных работ, которым
было сложно адаптироваться к образу жизни промышленного рабочего.
Тенденции развития малого российского
бизнеса во Франции были общими для всей Европы. Ориентация
русских беженцев на развитие бизнеса в сфере торговли и обслуживания
повлекла за собой появление во французских городах множества
учреждений и фирм, обладавших особым «русским» колоритом,
вызывавшим в 1923 - 1925 гг. удивление и острословие коренных
жителей. Впрочем, никого не вводила в заблуждение показная
роскошь русских фирм. Основную массу беженцев постепенно охватывал
процесс пролетаризации и люмпенизации. Офицеры работали грузчиками
и открывали мастерские, дамы из «общества» работали официантками,
нередко зарабатывали на жизнь проституцией. «…Пускали пыль
в глаза сотни. Трудились и работали десятки тысяч. Много спекулянтов
строили свое благополучие на биржевой игре…» Наряду со спекулянтами
«шиковали элементы, причастные к советскому пирогу или остаткам
золотого фонда бывшей Российской империи». Приметой времени
во Франции стали нэпманы, приезжавшие из Москвы и «мыслящие
только в долларах».
Подавляющее большинство российских эмигрантов
в Европе, и во Франции в частности, фактически вели борьбу
за существование. Часто, впрочем, весьма успешно. Они активно
проводили экспортно-импортные торговые операции, умело играя
на изменении курсов европейских валют, и завязывали экономические
связи с соседними и отдаленными государствами. Значительное
количество русских находило работу в банках, фирмах, ресторанах
российского происхождения.
Сфера общественного питания в середине
20-х гг. являлась профилирующей областью русского бизнеса
во Франции. Одновременно активизировались все прочие его отрасли.
В апреле 1924 г. рекламный раздел парижских «Последних новостей»
содержал уже 154 объявления, 18 из которых были посвящены
скупке драгоценностей; 32 — частной медицинской практике;
7 — юридическим услугам; 8 — издательскому делу; 6 — концертной
деятельности; 14 — рекламе учреждений общественного питания
(ресторанам, столовым и прочему). В названиях российских коммерческих
структур преобладание русской национальной символики и колорита
стало окончательным, вытеснив французские и английские, на
которые делался акцент в 1921 - 1922 гг. В Париже 1924 г.
были популярны рестораны «Русь», «Волга», «Хлеб-соль», «Москва»,
«Русский уголок», «Тройка», «Ванька-Танька», «Золотая рыбка»
и другие. Русский ресторан “Primrose”, чтобы не отстать от
тенденции и привлечь посетителей, вынужден был в рекламном
объявлении делать приписку: «Как в старой Москве».
К середине 20-х гг. в Париже насчитывалось
более 120 русских ресторанов самых разных ценовых категорий:
от очень дорогих ночных кабаре на Монмартре, рассчитанных
на богатую иностранную клиентуру, до дешевых столовых, ориентированных
на французский пролетариат и русскую эмиграцию. Русское ресторанное
дело давало средства к существованию, в общей сложности, более
6 тыс. российских беженцев, работавших в сфере обслуживания,
занимавшихся продовольственными поставками, артистической
деятельностью и т.д.
Наиболее распространенной сферой деятельности
эмигрантов разных национальностей в Париже являлась уличная
розничная торговля. Организация этого дела не требовала значительных
капиталовложений. Патент на торговлю стоил в 1926 г. около
280 фр. в год. Помимо этого, торговец должен был заключить
соглашение с владельцем какого-либо кафе и арендовать у него
столик, с которого и вести торговлю. Заниматься торговлей
«в разнос» по французским законам было запрещено. Очень часто
у русских беженцев, пытавшихся начать свое дело, не хватало
денег на аренду лотка и они вынуждены были нарушать установленный
порядок. В этом случае они часто становились «добычей» особых
агентов полиции, одетых в штатское и призванных следить за
соблюдением правил уличной торговли в Париже. В том случае,
если им удавалось поймать торговца «с поличным», последнему
грозило заключение в полицейском участке на одни сутки и конфискация
товара.
Постепенно продолжал возрастать удельный
вес оптовых фирм в структуре «русского» рынка Франции. Товарищество
чайной торговли «П.М. Кузьмичев с сыновьями», оптовая фирма
по торговле сахаром и кофе «Василий Перлов с сыновьями» проводили
в середине 20-х гг. агрессивную рекламную политику, прорываясь
на продовольственные рынки Парижа.
Русскому малому бизнесу во Франции суждено
было стать одним из существенных факторов, способствовавших
организационному оформлению российской беженской массы. Как
правило, русские эмигранты, приходившие к решению начать предпринимательскую
деятельность, объединялись в небольшие коллективы — создавали
артели, открывали цеха. Возникавшие в результате объединительные
тенденции тормозили процесс распыления эмиграции, способствовали
ее консолидации на наиболее здоровой основе — экономической.
Велика его роль и с точки зрения создания
условий для социальной адаптации эмигрантов, их интеграции
в общественную жизнь и экономику стран пребывания. Открытие
собственного дела или освоение фермерского хозяйства русскими
эмигрантами, хотели они того или нет, фактически означало
прощание с мечтой о возвращении на родину. С этого момента
их ассимиляция начинала идти ускоренными темпами, поскольку
любой бизнес, так или иначе, является интеграцией в экономику
с неизбежным расширением круга общения, установлением новых
связей, контактами с органами государственного управления
и так далее, в отличие, например, от промышленных рабочих
в городах, которые после многолетнего пребывания в эмиграции
могли так и не научится говорить по-французски.
Российское малое предпринимательство
способствовало и сохранению культурных и национальных традиций
значительной части русского народа, волею судьбы оказавшейся
на чужбине. Ежедневная работа в русском коллективе среди соотечественников,
с привычными методами труда и управления, неизбежно становилась
связующим фактором, защищая образ мышления русских беженцев
от трансформации под влиянием внешней среды.
Исследования:
- Васильев А.А. Красота в изгнании:
Творчество русских эмигрантов первой волны: искусство и
мода. М., 1998.
- Ипполитов С.С. Российская
эмиграция и Европа: несостоявшийся альянс. М., 2004.
С.С. Ипполитов
|
